История о том, что мало понять и простить маму. Надо ещё и ту часть её души, что онемела от непростой жизни, от метаний между материнскими предчувствиями и внутренним знанием, стремлением БЫТЬ с ребёнком и непосильными требованиями людей и времени, от боли —
Надо эту часть души отогреть, а может и ВОСКРЕСИТЬ…
Сегодня мой день рождения. Нет. Вы неправильно прочитали .Потому что я не про день, в который принимают подарки и едят тортики .
В этот день — 17 июля — 38 лет назад моя мама меня родила. Понимаете?
А мой папа — волновался у роддома.
А ей было страшно. Очень. Потому что она уже потеряла долгожданного малыша до меня. И ей было ОЧЕНЬ страшно. А вокруг были врачи. Не родные люди и стены. А врачи. Хорошие. Но всё же — чужие люди.
Яркий свет. И много кричащих женщин. А потом явилась я .Крупненькая такая. И меня унесли. А древняя сила звала нас друг к другу. Мы мучались обе. А потом свиделись.
И… мама испугалась.
Очень. Она подумала, что родила урода. Побежала к врачам — кричала и плакала. Просто она до того никогда не видела новорожденных . И ей никто не рассказал, что мы бываем красные, в пятнах, складках и какие-то неказистые, сморщенные . И пропорции так себе . В общем — не фонтан зрелище.
Тётя врач накричала на медсестру за плохое пеленание . Мол, чего мать молодую напугала ребёнком. В пелёнках то все милые — одно красное лицо торчит.
В общем наволновалась молодая мать. Ну, и я вместе с ней. Вообще-то приятнее когда тебя встречают радостной улыбкой . Но мама как прижала меня к себе и зашептала мне, зашептала и всё наладилось. До следующей разлуки.
Мы это с ней вместе пережили. Потому что любовь. Сильнее трудностей.
И да — в это невозможно поверить, но я с детства «помню» эти мои первые дни. Я их глазами моих родителей помню. Они мне рассказывали. Потому я помню и окно на третьем этаже роддома. И папу внизу . Девочка. Впервые он меня увидел в окне роддома.
В общем, сегодня вот тот самый день. Первый. Трудный. Для всех. Но чудесный. Мама и папа меня родили. Хороший день. Несомненно.
А потом у мамы были будни.
Не держи на руках — приучишь. Почаще оставляй одну — избалуешь. Корми по часам — даже если грудь набухшая болит и ребёнок умоляет криком. Делай всё правильно. И манную кашу тоже.
Хорошо, что отец мой, приходя с работы брал меня на себя . И бабушка, приходя с работы — тоже.
И надо было одну бабушку поддержать — умер мамин папа. Потом надо было поддержать мужа (моего папу) — умерла его мама (бабушка моя).
А дальше. Дальше родилась младшая Надя. Нас у мамы стало двое.
По дому крутись-вертись — это обязанность твоя. И нечего хотеть спать, с ребёнком сидеть дома — это не на работу ходить. Это отдых у тебя.
Ага. Отдых. С двумя. Нами . А мы талантливые и живые девочки были . Дрались, конечно. Бывало .
А потом добавилась работа.
А ничего не убавилось. Мы такие две егозы, хозяйство и работа. Работа, работа, работа. И мы. И куча правил. Куча требований. Как не избаловать.
Это я к чему? К тому, что времена были такие. Бабушки пережили войну. Воспитали в послевоенное время детей. Дети эти растили нас. А мы страдали. И они страдали. Тяжело было. Появились дети, раненные в душу. Как говорит Людмила Петрановская. Подросли мы и пошли к психологам.
И всё бы ничего, если бы мамы наши и их мамы могли вместо своих — «Да ты мне благодарна должна быть! Да все так жили! Да что ты напридумывала?! Ерунда какая-то!».
Вместо этого, о, если бы они могли сказать — ПРОСТИ. Нам было бы легче.
Но они не могут. Мои — не могли. Потому что будто часть души просто онемела. Отключилась от боли. Чтобы выжить. Очерствело что-то в них. И как заговорим об обидах — они даже каменеют все и взгляд такой ледяной в тебя вонзают, губы сжимают и будто на врага с гранатой готовы. Мамы. Наши.
Ну, не могут они сказать мне ПРОСТИ. Для этого надо вон ту часть себя отогреть. Оживить. А ведь и чувства оживут. БОЛЬ оживёт. Как им её пережить?! КАК?!
А я знаю, как.
Мама приехала ко мне всего на 2 недели. Помочь. Я об этом уже писала. О том, как я смогла простить маму. Но этого было мало. Я почувствовала — мало.
У меня было всего 15 дней. Чтобы вернуть маме её часть души.
Нет, не разговорами об обидах. Не философскими беседами. Не зачитыванием Петрановской. Хотя я и это попробовала .Насмотрелась на гранитную маму и быстренько сообразила — эту оборону так не снимешь. Иначе надо.
Я сделала так:
Сдвинула кровати. Свою, на которой спала со своими девчонками. И гостевую.
Мужа попросила 15 дней спать в другом домике.
И начала укладывать и девчат, и маму. Уложу и начинаю Софье рассказывать. Свои воспоминания из детства. Самые светлые. Самые мои обережные. В деталях.
Такие воспоминания, от которых Софья в бабушку влюблялась ибо восхищение — сильное чувство.
Такие, от которых у меня самой сердце радостно заходится или нежность слезами начинает выливаться — за край.
И знаете что?
Она, мама моя, много лет думала, что я помню только боль и обиды. Глупенькая моя.
Тогда у неё не было времени заглянуть в мой мир. Теперь я ей его показывала. Сериями. Каждый вечер. 15 дней.
МОЙ МИР ЛЮБВИ К НЕЙ.
Да, она плакала. Каждый вечер. Но это хорошо. Боль надо выплакать. И только слезами нежности. Иначе — никак.
Она плакала. А потом был день, когда она прошептала: «Боже, ты это всё помнишь?!»
ДА. Я помню даже то, чего она не помнит .
И если я вам это расскажу — вы её полюбите. Даже не увидев ни разу. Полюбите. Потому что узнаете и свою маму. Наверняка узнаете.
Но к чему вам моя история? У вас своя — красоты неописуемой. А если ещё нет — то будет. Когда захотите.
А мы с мамой эти 15 дней прожили без ссор. Впервые в жизни Раньше не более трёх дней .А теперь — 15.
Поводы были. А ссор не было .
Это, кстати, не значит, что их и дальше не будет . Ссоры бывают. Shit happens. Но это уже не важно.
Так вот сегодня звонила моя мама. И смотрела на меня. Нежная-нежная. Не гранитная.
И это не мой день. Нет. Это наш с ними день. Мой, моего отца и моей мамы. И всех, кто был до нас. До самого Бога. Наш день.
Теперь он совсем другой. Без боли. Хороший день.
И вам — хороших дней.
Ваша счастливая Vera Pisarenko.
(простите, что длинно вышло. Всем, кто дочитал — салют!